Под знаком Достоевского. Выпуск 3: “Мы все глядим в Наполеоны“ (о романе «Преступление и наказание»)
20 век был эпохой теоретических преступлений ужасающих масштабов. Миллионы людей оказались жертвами не просто бесчеловечной идеологии, но множества преступников, одержимых наполеонством.
Последний выпуск цикла “Под знаком Достоевского“ посвящён самому известному роману писателя, в котором Порфирий Петрович говорил Раскольникову: «Ещё хорошо, что вы старушонку только убили. А выдумай вы другую теорию, так, пожалуй, ещё и в сто миллионов раз безобразнее дело бы сделали!»
То, что творилось в 20 веке напоминает последний сон Раскольникова — словно трихины теории заражали миллионы людей: расовая, фашизм (и нацизм как его германская разновидность), такие варианты марксизма-ленинизма как сталинизм (в том числе продолжавший его П.Пот), маоизм и севернокорейское Чучхе.
В 1966 г. 17-летняя девушка «призвала беспощадно атаковать учителей, отказывающихся принимать революционные идеи Мао и мечтающих о реставрации буржуазного порядка. Призыв вдохновил ее друзей из школьного отряда хунвейбинов, они поймали директора школы, несколько часов публично издевались над ней, а к вечеру забили палками насмерть.
[...] К 50-летию революции она собрала свой отряд хунвейбинов, и они вместе возложили цветы к памятнику директора школы, забитой ими, и произнесли слова покаяния» ().
Раскольников: «...никогда этого и не будет, что не переменятся люди, и не переделать их никому, и труда не стоит тратить! Да, это так! Это их закон… Закон, Соня! Это так!.. И я теперь знаю, Соня, что кто крепок и силен умом и духом, тот над ними и властелин! Кто много посмеет, тот у них и прав. Кто на большее может плюнуть, тот у них и законодатель, а кто больше всех может посметь, тот и всех правее!»
Достоевский родился в год смерти Наполеона. Ж.Тюлар: «Если нужно охарактеризовать гений Наполеона одним словом, то это слово — „пропаганда“. В этом отношении Наполеон был человеком XX века».
Раскольников признаётся Соне: «Я хотел Наполеоном сделаться, оттого и убил». А следователь Порфирий Петрович, переиначивая мысль из “Евгения Онегина“ заявляет ему: «...кто ж у нас на Руси себя Наполеоном теперь не считает?»
Символист Вячеслав Иванов писал, что Достоевский открыл “сверхчеловеков, вроде Раскольникова и Кириллова, представителей идеалистического индивидуализма, центральных солнц вселенной на чердаках и задних дворах Петербурга, личностей-полюсов, вокруг которых движется не только весь отрицающий их строй жизни, но и весь отрицаемый ими мир — и в беседах с которыми по их уединенным логовищам столь многому научился новоявленный Заратустра“ ().
«Преступление и наказание» В.В. Розанов охарактеризовал как “самое законченное в своей форме и глубокое по содержанию произведение Достоевского“.
Работа над романом началась, когда летом 1865 года писатель оказался в тяжёлой финансовой ситуации и предлагал издателям роман «Пьяненькие» (история семьи Мармеладовых появилась уже в нём).
Криминальный же сюжет, возможно, был взят писателем из жизни. В январе 1865-го молодой раскольник убил двух женщин топором и ограбил. В августе как раз начался суд. и Достоевский был знаком со стенографическим отчётом по этому делу. По мнению Л.Гроссмана, «материалы этого процесса могли дать толчок его художественному воображению на первой ступени» работы над романом.
“При всем различии антиутопий Замятина [], Платонова, Хаксли, Оруэлла, Брэдбери, к которым в наше время обращаются как к предостережениям относительно тенденций развития цивилизации, общность, выраженных в них идей прослеживается в творчестве Достоевского. Речь идет о критике Достоевским идейных корней и возможных последствий реализации программы переустройства общества, ориентированного исключительно на преобразование социальной среды бытия. В этом плане вызывает особый интерес притча о Великом инквизиторе в романе «Братья Карамазовы», которая предстает концентрацией ключевых идей упомянутых антиутопий. Главный урок парадигмальной антиутопии притчи Достоевского – опасность принудительного добра, стремления к реализации его «сверху», властной волей преобразования материальных условий универсальной для всех безопасности и сытости. В этой логике уловлен болевой нерв рационализма Нового времени в его стремлении к преобразованию мира. Исторический опыт подтверждает предупреждение Достоевского, что реализация такой программы требует перманентного насилия над природой, обществом, человеком. Искушению власти собственной властью может быть противопоставлена программа формирования гармонии социума без использования насилия, когда справедливость творится во имя сохранения этой гармонии, когда зло свидетельствует об отступления от этого пути, о необходимости понять – что и как необходимо сделать, чтобы вернуться на путь гармонии и добра. В этой ситуации нравственной оценке подлежат не цели, средства, которые используются для достижения целей“ ()