ШАРЛЬ БОДЛЕР “СЕМЬ СТАРИКОВ“

Буду благодарен помощи. ИЗ «ПАРИЖСКОЙ ХАНДРЫ» Читает Д. Писаренко Перевод В. Левика *** Мир фантомов! Людской муравейник Парижа! Даже днем осаждают вас призраки тут, И, как в узких каналах пахучая жижа, Тайны, тайны по всем закоулкам ползут. Ранним утром, когда занавесила дали На актерскую душу похожая мгла, И дома фантастически в ней вырастали, И, казалось, река между ними текла, — В желто-грязном тумане, в промозглости мутной, Закаляя стоически нервы свои, Собеседник своей же души бесприютной, Я под грохот фиакров бродил в забытьи. Вдруг я вздрогнул: навстречу, в лохмотьях, похожих На дождливое небо, на желтую мглу, Шел старик, привлекая вниманье прохожих, — Стань такой подаянья просить на углу, Вмиг ему медяков накидали бы груду, Если б только не взгляд, вызывающий дрожь, Если б так рисовать не привыкли Иуду: Нос крючком и торчком борода, будто нож. Согнут буквою «Г», неуклюжий, кургузый, Без горба, но как будто в крестце перебит! И клюка не опорой казалась — обузой И ему придавала страдальческий вид. Глаз угрюмых белки побурели от желчи — Иудей ли трехногий иль зверь без ноги, Враг всему, он печатал шаги свои волчьи, Будто мертвых давили его сапоги. Вслед за ним, как двойник, тем же адом зачатый, — Те же космы и палка, глаза, борода, — Как могильный жилец, как живых соглядатай, Шел такой же — откуда? Зачем и куда? Я не знаю — игра наваждения злого Или розыгрыш подлый, — но, грязен и дик, Предо мной семикратно — даю в этом слово! — Проходил, повторяясь, проклятый старик. Ясно ль вам, обделенным, глухим от природы, Не сумевшим почувствовать братскую дрожь: Пусть от немощи скрючились эти уроды, Был на сверстника Вечности каждый похож. Может быть, появись тут восьмой им подобный, Как ирония смерти над миром живых, Как рожденный собою же Феникс безгробный, Я бы умер — но я отвернулся от них. Как пьянчуга, увидевший черта в бутылке, Я бежал, я закрылся, я лег на кровать Весь дрожащий, измученный, с болью в затылке, Непостижную тайну стремясь разгадать. Словно буря, все то, что дремало подспудно, Осадило мой разум, и он отступил. И носился мой дух, обветшалое судно, Среди неба и волн, без руля, без ветрил.