Они под чёрным флагом шли в толпе

На губы опустилась немота мучительной печатью ежедневной и душат тело отповеди гневные — как в обескровленной метавселенной, где будут вакуум вовек и темнота, и возраст пенсионного дожития, и ГОСТ на целомудренность соития, и чёткая трактовка на со-бытие, одобренная чином свысока. Детекторы на рамках издают печальные сигналы в стиле морзе. Остерегайся наводящего вопроса в пространстве, где измена и угроза теснят наш лакированный уют — он ослепительнее световой гранаты, которой, в том числе, был выкован когда-то: словом и делом новых русских космонавтов нам свежей плиткой вымощен маршрут. Сквозь ажитацию людского карнавала нас направляют вой сирен и мегафоны — картинка мира через пиксели, фотоны вошла в сознание десятков миллионов, где устоялась и теперь вскипала — и пáром вверх взвивались триколоры, и пеленой смыкались чувственные взоры, и вспышками в толпе зучали вздоры — она дышала ими, ими ликовала. И задавал дыхание оркестр всей переливчатой людской реке, презревшей берега на всём материке, перекликавшейся друг с другом налегке. Но в торжестве слепого манифеста случалось обнаружить, потрудясь, тех одиноких, кто, лицом смутясь, не вовлекались во всеобщий транс, сбивались с шага и не знали себе места. Быть может скорбь и чуткая печаль спасла их в пламени народного пожара, пока, толпа, влекомая угаром, на кураже слепом не замечала, как оглушительно любой из них молчал. Любой из них был выплавлен из стали — Однажды волей одиноких парий падут все самовластия скрижали и слово вновь избавит от меча.