Человек Арт-Объект Алла Зиневич. Гавриил Лубнин. АНЖЕЛА. Аппликация.Borey art Center.

Гавриил Лубнин. АНЖЕЛА. Аппликация 10 августа – 2 сентября 2023   В залах галереи Вернисаж 10 августа /четверг/ в На выставке автор представит работы, созданные в 2022-2023 годах в технике аппликация. «Эта серия – экспромт, импровизация с единственной мыслью, чтоб было радостно на душе».  Гавриил Лубнин – легендарный петербургский художник, поэт, музыкант. Родился в 1969 году в семье художников. Живёт и работает в Санкт-Петербурге. Участник многих художественных выставок. Автор тринадцати книг стихов и иллюстраций: «Мужик собаку растил, вырастил и… отпустил», «Глаз да глаз», «Свинец и Вата», «Алкожало», «Кровельщик», «Миша и Миша», «Азбука», «Плавунец», «Яночка», «Балеринка», «Машки», «В семь Петя», «Мока-Мока». На музыкальном поприще наиболее известен по работе с группами «Н.О.М.», АукцЫон, Чирвонцы в качестве автора песен и художника. Выпустил три музыкальных альбома как исполнитель авторской песни: «Вода», «Пьянство бритва» и «Бадяга Spongilla». Его шедевры лубочного сюрреализма, которые сам автор определяет, как «психоделические картикатуры», иногда юмористические, иногда философские, приобрели огромную популярность. Художник Дмитрий Громов о Лубнине и о выставке: Слава. Ну хорошо, не совсем Слава – Гаврила. Слава как раз прожил в безвестности. Гаврила Лубнин – совсем другое дело. Хотя бы для смеха наберите в яндексе «Гаврила Лубнин». Ага, набрали! Ну и где лишние пивные мужики – однофамильцы? Где накрашенные купальщицы на светском рауте? Нету! Только искусство! Да, пусть смешное более, чем нежное. А тут в Борее сейчас – более нежное, чем смешное. Так ведь лето. Таки слава! Один мои приятель в Японии топтал японские сады, и он говорит, они все маленькие. Будете делать селфи, встаньте между толстяком и «дрищом», между дворцом и помойкой, между перспективой и забором; и вертитесь. 4 стороны – 4 снимка. Подпишите один – 2010 г, второй 2020 г, третий 2030 г, четвертый 2040 г. Будете смотреть, поверите! Так и японский сад, так и Лубнин. Талант и собственная школа (ряд ярких находок, канон, философия). Богат и строг. Прост и хитёр. Ещё на Литейном тов. Бродский подметил, главное в творце – его уникальный стиль; а в искусстве – изящность – тонкость – нюанс – мера на чуть-чуть.  Вот мы с вами живём в кино. Ладно, пусть вы дама культурная, живёте Листом на клавишах с сырной плесенью и гомосексуально-европейским вином. Но я всё же – в кино. Но и вас я попрошу свести свои звёзды сюда. Скажем ваш Лист, или Штраус. Штраус умер в 1899, когда прадедушке приятеля было 16 лет, но дирижировал Штраус в Павловске, а прадед плыл по бурям трёх революций здесь на Литейном, совсем рядом с нынешним Лубниным. В СПб так тесно стоят роскошные здания, что нам и дела нет до тех, кем дышит город. Но бедная на соразмерную лепнину Москва и деловые тюрьмы Лондонского сити крайне дорожат творческой элитой – их живой красотой. Но если, не дай Бог, ободрать все канделябры, выровнять этажи, растащить Летний сад вдоль дорог, прикрывать стыдливо голые торсы домов; то и тогда СПб утрет нос Нью-Йорку и Новосибирску своими рисовальщиками и стихосложителями. И по крайности, хоть помериться носами с Нотер Дам Де Мансарда и Саграда Гуэль. Право стесняюсь, да и не знаю перечесть лиц, состоящих как честь нашего города. Но Лубнин, увольте, нельзя не сказать. Ковер лиц, ковер! Разрешите всего одну ниточку по части живописи ровных фонов: Извините, сначала «глухой» Витебск, но ведь потом Исаакиевская площадь, и вот тесный для автора супрематизм и особенно постсупрематизм. За Малевичем владимиргородский Пётр Дик. И наконец наш ещё зрячий Тимур Новиков, истощивший на флагах Ганы, кажется всю способность предмета овеществлять и зажигать фон. И всё, тишина? Навеки? – Нет! Лубнин! Вдруг. Сквозь мух и старух, красоток Надь, Лубнин с коллажами «снег», «в подвал за консервами», «до встречи», «выход к морю», «лодка» и др. Снова фон, совершенно пустой фон поёт, живёт и манит обманчивой доступностью. И ещё: на «гибель Помпеи» смотрим секунды, на «Терминатора» полтора часа. И этот наглый театр говорит: – Живопись мертва! И танцует постконцептуализмом у «смертного» одра. – Разочаруйся, ожиревший фавн! Да живопись от всех углов круглой планеты отдаёт холодом вычищенности. Как будто за фактурой Кифира, или пластикой Бюффета остальное вытравлено хлорным утенком. Но нет! Вот за изыском эстетических Лубнинских находок торчат милые морды то ехидных, то трогательных то зверей, то стариков; и жизнеутверждающие соблазны еле уцеломудренных молодиц. И это второй план замещает гирлянды ракух и грудей какого-нибудь Екатерининского дворца, наполняет философской цельностью Лубнинские пасти акул и носы слонов.