Новые имена современной музыки. Алексей Ретинский — «De Profundis»

Мировая премьера произведения Алексея Ретинского «De Profundis» в рамках фестиваля «Другое пространство» в Москве. - Я родился в семье музыкантов и долго не понимал, зачем учиться музыке, если есть гораздо более интересные вещи. Мой отец руководил джаз-бэндом, лет в 16 я увлекся джазом, стал играть на трубе. Собирал диски, слушал, анализировал, поступил в музыкальное училище, где начал учиться и на саксофоне. В какой-то момент, получив джазовый опыт, я понял, что мне в нем тесно, что меня привлекает уже не сам джаз, а те альбомы Джона Колтрейна или Майлза Дэвиса, где они выходят за границы жанра и коммуницируют с различными новыми явлениями. Постепенно я стал прислушиваться к электронной музыке, фри-джазу и через этот мостик познакомился с двумя композиторами ХХ века, которые, так сказать, подставили свое плечо, и мне стало очень хорошо с ними. Это композиторы очень разные и очень близкие – Стравинский и Малер. На их фоне все, что происходило в других жанрах, казалось малоинтересным, и я стал углубляться в симфоническую музыку, в фортепианную. Малер – это хороший мост от романтического высказывания к экспрессионистскому. А через музыку ХХ века я потом стал лучше понимать и классиков. - Позже я услышал музыку Шнитке и Сильвестрова; помню, на курсе музыкальной литературы учительница поставила нам Пятую симфонию Сильвестрова. И я вышел с осознанием того, что должен быть каким-то образом сопричастен этой невероятной красоте, которая рождается сегодня. Мы все знаем великих мастеров прошлого. Но любому важно понимать, что и сегодня где-то рядом живет человек, который может создавать нечто подобное, что великие композиторы – не только памятники. Идя по зову этой сопричастности, я стал всё больше пытаться сочинять и оркестровать. Хотя никогда не думал, что композиция станет моей основной деятельностью. - Приближаясь к окончанию Консерватории, я понял, что мне необходим новый опыт, совершенно отличный от того, что я уже имел. Полетел поступать в Цюрих, и мне повезло: несмотря на слабое знание языка, профессора, видимо, что-то рассмотрели в моих произведениях, и начался новый отсчет, новая жизнь. Это было непросто, даже болезненно: я не был готов к тому, что там всё настолько другое – мир, люди, подход к образованию, музыка. Но я достаточно быстро адаптировался, хотя мне было тяжело понять: в какую сторону я двигаюсь? я наследник восточноевропейской композиторской традиции или уже нет? То есть до поры ощущал себя некоей белой вороной. Потому что различия школ очень существенные. - Мне свойственно долго находиться в четырех стенах; под четырьмя стенами я подразумеваю в том числе страну с ее неповторимыми свойствами и культурой. Но в определенный момент настает пора собирать свою юрту и куда-то перебираться. Нормальный для меня срок пребывания на одном месте – пять лет. Не считая детства, сначала было пять лет музыкальной активности в Симферополе, потом в Киеве, затем в Швейцарии, теперь в Австрии, есть и другие планы. Я всем советую, особенно начинающим композиторам, больше путешествовать. - Я слушаю и современную музыку, и барокко, и классицизм, и фольклор, и жанры далекие от так называемого академизма – всё, что может питать корни, из которых произрастает музыкальное древо. Нужно постоянно взрыхлять эту землю, не давать ей застаиваться; выглядывать из своей скорлупы, смотреть по сторонам. Если ты мало слушаешь музыки, подходишь к ней как любитель. - Было бы, наверное, самоуверенным сказать, что я совершенно не думаю о слушателе. Некоторый образ слушателя присутствует в моем сознании, когда я пишу. Но слушатель везде разный. Я не могу рассчитывать на то, что мое произведение поймут именно в Восточной Европе, или в Западной, или в Америке, или в Азии. Поэтому, как верно когда-то подметил Стравинский, а за ним Бродский, художник или поэт пишет для своего внутреннего alter ego. Думаю, это точное определение. Самое интересное в творчестве то, что невозможно проследить, как и что в нем прорастает. - Нельзя сказать определенно, что в моих произведениях конкретно воплощаются какая-то встреча, или впечатление на прогулке, или посмотренный недавно фильм. Но каким-то образом свои выходы в творчестве находит всё, особенно сны. В частности, произведение De Profundis, как я сказал Владимиру Юровскому, продиктовано сном. Мне пришлось даже в какой-то степени смириться и высказаться не совсем типичным для меня образом, а послушно и прилежно передать то, что мне было предъявлено. - Мне довелось читать недавно лекцию «Новая музыка – это не больно». До людей нужно донести, что это не больно, хотя и болезненно. Всякое соприкосновение с великим искусством в какой-то степени – ранящий акт. Иным искусство не может быть, если оно глубокое. И если человек боится этой боли, если он хочет оставаться в своем уютном мирке, конечно, ему будет скучно на концерте музыки, автор которой ищет, как выразить сны, как выразить ветер – то, что выразить невозможно.