Сифилис. Рассказывает Алексей Ходорыч

В 5 классе Леша в Большой советской энциклопедии (сначала с интересом, потом — с ужасом) прочел статью о сифилисе. Все симптомы были налицо: гуммы, спинная сухотка. “Мое сердце в тот момент как обдало холодной волной — видимо, уже сказывалась аневризма аорты (типичная для третьей стадии сифилиса). Я тогда жил в селе Степное на Ставрополье. Сходишь к венерологу — назавтра любая степновская корова будет знать твою тайну, не говоря уже о козах. Тяжело вздохнув, я принял самурайское решение умереть, но честь не утратить. Чередой потянулись безрадостные дни. Друзья демонстративно мечтали о будущем, играли в футбол и пропалывали капусту на летней практике. Сам я тоже играл и пропалывал, но всегда помнил, что будущего у меня нет. Потребовалось целых четыре года, чтобы я вырос и окреп духом для принятия решения — лечиться. В то лето я отдыхал с родителями у бабушки в селе Ильинском Кировской области, вдалеке от родины. Однажды на рассвете я вышел из деревянной избы, удачно сел на рейсовый пазик и покатил в областной центр, за 160 км. Расчет был прост до гениальности: в вендиспансере ужаснутся и тут же меня госпитализируют. Родителей поставят в известность по официальным каналам. Позвонят им и скажут: “Закон есть закон!” (какой закон? Ничего не помню, только формулировку). Так, конечно, лучше, чем я сообщу им сам. А в Степное мы вернемся только в сентябре, я уже здоров, и в школе никто ничего и не узнает. Денег я взял только на билеты в одну сторону, чтобы укрепить решимость. В последний момент дрогнул и дал маме телеграмму: “Я в Кирове, на Энгельса, 30, приезжай одна”. Очередь в вендиспансере на Энгельса, 30, составляли бледные люди с глазами в одну точку. Отсидев неслышно полтора часа, я прыгнул в кабинет, как в прорубь. Унылый доктор, очевидный язвенник, не обрадовался моему появлению: пациентов из другого региона они не принимают. — Да у м-меня с-с-сифилис, поймите, я не могу б-больше прятаться, — мое заикание от волнения усилилось многократно. — Покиньте кабинет, — злобно сверкнула очками медсестра. — Мне н-некуда идти! — тут я даже пустил благородную слезу. Поморщившись, доктор кивнул на кушетку. Я разделся, лег. — С чего вы решили, что у вас сифилис? — А был ли у вас сексуальный опыт? — подлила масла в огонь медсестра. “Вы ф-фашисты! — кричал я им. — Вы отказываете школьнику в с-справедливом медицинском осмотре, потому что не желаете портить себе статистику!” Под стоны и вопли меня довольно грубо вытолкали из кабинета. Каменная очередь даже не шелохнулась. Но я не сдавался. Я заперся в кабинке местного туалета и громко рыдал, рассчитывая привлечь внимание администрации. Вопреки ожиданиям, никто не пришел, даже посетители поликлиники вполне обходились соседней кабинкой. Через час я с позором покинул поле битвы. Затем я пытался выломать деньги из телефона-автомата или случайно найти их на улицах города, ведь надо было на что-то добираться домой. Затем выпросил три рубля у таксиста, ночевал в райцентре у странного незнакомца, который всю ночь рассказывал мне о черных дырах и путешествиях во времени… В общем, в Ильинское я явился только назавтра. У ворот два маминых брата, учитель физики и учитель физкультуры, надевали кожаные куртки (как выяснилось потом, собирались ехать в Киров отбивать меня у бандитов — такая родилась версия после моей телеграммы). Бабушка Поля выдавала им какие-то сумки с едой, мама стояла со строгим лицом, скрестив руки на груди. Дед Василий сидел в своем кресле. — Эта чертова книжка всему виной! — патетически воскликнул я, швырнув в остолбеневших родственников справочником “Фтизиатрия”, заблаговременно стыренным в книжном магазине. — Я думал, что у меня туберкулез! Вот и поехал в тубдиспансер! От мыслей о сифилисе меня окончательно избавил через пару лет обходительный доктор из университетской поликлиники РГУ. Хотелось бы написать, что с тех пор я стал весельчаком и харизматиком, но увы. В 1989 году я диагностировал у себя красную волчанку, “болезнь подростков и женщин за 40”, практически на 100% смертельную.“