Михаил Лозинский (1886 — 1955)

Незадолго до смерти Ахматова работала над поздней редакцией воспоминаний о Лозинском (далее МЛ): «Меня познакомила с ним Лиза Кузьмина-Караваева в 1911 на втором собрании Цеха поэтов у нее на Манежной площади. [...] Последняя его помощь мне: чтение рукописи “Марьон Делорм“. Смотрел он и мои “Письма Рубенса“, для чего заходил в Фонтанный Дом после работы в Публичной библиотеке. Во время голода МЛ и его жена еле на ногах держались, а их дети были толстые, розовые, с опытной и тоже толстой няней. МЛ был весь в фурункулах от недоедания... [...] кончил два факультета СПБ университета (юридический для отца и филологический для себя) и был образованней всех в Цехе. [...] сказал Осипу, чтобы тот исправил стих: “И отравительница Федра“, потому что Федра никого не отравляла [] Гуму он тоже не раз поправлял мифологические и прочие оплошности. Они были на “ты“ и называли друг друга по имени отчеству. [...] МЛ и Гумилев, свято верили в гениальность третьего (Шилея [Шилейко]) и, что уже совсем непростительно, — в его святость. Это они (да простит им Господь) внушили мне, что равного ему нет на свете. [...] Последней его радостью были театральные постановки его переводов. Он пригласил меня на “Валенсианскую вдову“. В середине действия я шепнула ему: “Боже мой, Михаил Леонидович, — ни одной банальной рифмы. Это так странно слышать со сцены“. “Кажется, — да“, — ответил этот чудодей. “Собака на сене“ всегда имела оглушительный успех. {} [...] Теперь, когда я еду к себе в Будку, в Комарово, мне всегда надо проезжать мимо огромного дома на Кировском проспекте, и я вижу мраморную доску (“Здесь жил...“) и думаю: “Здесь он жил, а теперь он живет в сердцах тех, кто знал его и никогда не забудет, потому что доброту, благородство и великодушие нельзя забыть“. Как все люди искусства, МЛ влюблялся довольно легко. К моей Вале (она одно время работала в Публичной библиотеке) относятся “Тысячелетние глаза“, “И с цепью маленькие руки...“ (браслет от часов). И как истинный поэт предсказал свою смерть: И будет страшное к нетлению готово. Это про свое тело. Еще молодой и здоровый, он словно видит себя, искаженного грозным недугом. (Стихи от начала 20-х)». Из членов первого «Цеха поэтов» Ахматова выделяла Гумилёва, Мандельштама («друга и товарища») и Лозинского, ничем неомрачённая дружба с которым продлилась почти 50 лет. Ценила в нём не только его высокие человеческие качества и всё же их подчеркнула особо и в том числе в «Надписи на книге» (1940), которую Ахматова посвятила Лозинскому, державшему корректуру её сборника “Из шести книг“. Познакомились они «в 1911 году, когда он пришел на одно из первых заседаний “Цеха поэтов“», секретарём коего была Ахматова, основателями (“синдиками“) Гумилёв и Городецкий. Друзьям «был всю жизнь бесконечно предан. Он всегда и во всем был готов помогать людям, верность была самой характерной для Лозинского чертою. Когда зарождался акмеизм и ближе МЛ у нас никого не было, он все же не захотел отречься от символизма, оставаясь редактором нашего журнала “Гиперборей“, одним из основных членов Цеха поэтов и другом нас всех». «до тонкости знал орфографию и законы пунктуации чувствовал, как люди чувствуют музыку: “Точка-тире — такого знака нет по-русски, а у вас есть“, — говаривал он, когда держал корректуру моих стихов. “Ах! одна в семье умеет Грамоте она“, — постоянно говорил про него Гумилев. Нечего говорить, что “Гиперборей“ весь держался на МЛ. Он, вероятно, почти всегда выкупал номер в типографии (кажется, 40 рб), держал корректуру и совместно с синдиками приглашал сотрудников. [...] О гражданском мужестве МЛ знали все вокруг, но когда на собрании (1950) Правления, при восстановлении меня в Союзе ему было поручено сказать речь, все вздрогнули, когда он [очень смело] припомнил слова Ломоносова о том, что скорее можно отставить Академию от него, чем наоборот. А про мои стихи сказал, что они будут жить столько же, как язык, на котором они написаны. Я с ужасом смотрела на потупленные глаза Великого Писателя Земли Русской, когда звучала эта речь. Время было серьезное. Лева сидел, и я была вне закона, как, впрочем, почти всегда». ____ Ранее о нём никто “не писал, как о звезде первой величины“. “Основная его работа – «Комедия». Воспроизвести её по-русски более века пытались многие. В результате работы Лозинского русская литература впервые получила подлинно поэтическое истолкование Данте. Этому способствовала филол.эрудиция, высокая поэтическая культура, творческий подъем, сочетавшийся с огромной работоспособностью. [...] реальный и историко-литературный комментарий («Гамлет», «Жизнь Бенвенуто Челлини» и др.), работы по теории худ.перевода, литературоведению“.