«Причитание» (“Господеви поклонитеся...“, 1922) Муз. А.Зубрича. Праздничный хор Свято-Елисаветинского монастыря. 2017

В.А. Щёголевой Господеви поклонитеся Во святем дворе Его. Спит юродивый на паперти На него глядит звезда. И, крылом задетый ангельским, Колокол заговорил, Не набатным, грозным голосом, А прощаясь навсегда. И выходят из обители, Ризы древние отдав, Чудотворцы и святители, Опираясь на клюки. Серафим — в леса Саровские Стадо сельское пасти, Анна — в Кашин, уж не княжити, Лен колючий теребить. Провожает Богородица, Сына кутает в платок, Старой нищенкой оброненный У Господнего крыльца. (24 мая 1922, Петербург) В 1922 г. “используя как повод всеобщее разорение и голод, большевики организовали масштабную антицерковную акцию — изъятие церковных ценностей и провоцирование раскола внутри Русской Церкви [...] На рубеже 1917-18 шоком для Русской Церкви стало [...] принятие законодательства, кое делало такое возможным. Всероссийский Поместный Собор о декрете об отделении Церкви от государства: «под видом закона о свободе совести злостное покушение на весь строй жизни Православной Церкви и акт открытого против нее гонения... Всякое участие как в издании сего враждебного Церкви узаконения, так и в попытках провести его в жизнь несовместимо с принадлежностью к Православной Церкви и навлекает на виновных кары вплоть до отлучения от Церкви». Из определения Собора «О мероприятиях, вызываемых происходящим гонением на Православную Церковь» (18 апреля 1918): «никто, кроме Священного Собора и уполномоченной им церковной власти, не имеет права распоряжаться церковными делами и церковным имуществом, а тем более такого права не имеют люди, не исповедующие даже христианской веры или же открыто заявляющие себя неверующими в Бога». 12 сентября Собор принял определение, подчеркивавшее, что «на каждом православном христианине лежит долг всеми доступными для него и не противными духу учения Христова средствами защищать церковные святыни от кощунственного захвата и поругания». Участие православных в изъятии святых храмов, часовен и священных предметов возбранялось под страхом церковного отлучения. Собор отметил, что защищает именно святыни, а не материальные ценности. В случае, если какая-то община лишалась храма и святынь, она могла с благословения епархиального архиерея начать совершать богослужения в любом помещении, хотя бы и в частном доме, используя при этом самые простые богослужебные предметы, «да будет ведомо всем, что Церковь Православная дорожит своими святынями по их внутреннему значению, а не ради материальной ценности, и что насилия и гонения бессильны отнять у нее главное сокровище — святую веру, залог ее вечного торжества, ибо „сия есть победа, победившая мир, вера наша“ (1 Ин 5:4)». [...] практическая политика, подчиненная идеологической или прагматической конъюнктуре, должна была произвести на патр. Тихона и его сподвижников поистине ошеломляющее впечатление. Основная форма этой политики — пропагандистско-репрессивные кампании против Церкви, часто не предусматривавшиеся даже законодательством. Первая такая кампания — начатая в феврале 1919 кампания вскрытия мощей, к которой церковная иерархия оказалась совершенно не готова. Об этом выразительно свидетельствовал появившийся на другой день после обнародованного 16 февраля 1919 постановления наркомюста об организованном вскрытии мощей очевидно запоздалый указ патр. Тихона епархиальным архиереям об «устранении поводов к глумлению и соблазну в отношении святых мощей... во всех случаях, когда и где это признано будет необходимым и возможным». Этот указ активно использовался властями для обоснования репрессий против представителей духовенства, которые во исполнение указа Патриарха стали вскрывать раки с мощами святых без участия представителей власти, дабы устранить поводы для обвинения большевиками Православной Церкви в фальсификации мощей. Для Православной Церкви эта кампания имела чрезвычайно тяжелые последствия как с точки зрения проведения большевистским режимом репрессий против духовенства и активных мирян, так и с точки зрения репутационных потерь, особенно среди приверженного полуязыческому ритуализму крестьянского населения. То же самое следует сказать и о кампании изъятия церковных ценностей, которая была еще более изощренно продумана и ставила перед собой гораздо более пространный перечень задач по разрушению церковной жизни, чем кампания вскрытия мощей. Послание патр. Тихона о помощи голодающим и изъятии церковных ценностей от 28 февраля 1922 г., появившееся через несколько дней после постановления ВЦИК от 23 февраля 1922, которое стало сигналом к развертыванию уже готовившейся кампании не столько изъятия церковных ценностей, сколько массовых репрессий против духовенства, свидетельствовало об отсутствии у патр. Тихона и его ближайших сподвижников представления о целях и задачах политики властей“ (