ПЕснь об Евгении ПРИГОЖИНЕ

Из всех ста смертей он выбирает жизнь: Емелина сказка не кончится никогда, по щучьему ты велению прокатись, когда зажигается гаснущая звезда. И всё же, и всё же не знаю, чьих дело рук, отпущен, допущен, помилован и прощён: Емелина сказка: летит если печь на юг, в Емелину сказку я верю. Во что же ещё? А в Бахмуте, том, что целует Артёмовск взасос, лежат вагнера и глядят на Емелину печь, когда возлетает, отбившись от стай, малоросс, великоросс подставляет окрестье до плеч. Может во мне, да, во мне есть такой изъян: родину вы не ругайте, когда нельзя. Но очень больно – славяне там бьют славян, а погибает, как есть Украина вся. Ибо вон там на высокой, как Лавра горе, ибо вон там на огромной, как Лавра, в помин наше славянское братство кричит в бунтаре, тянется след фюзеляжа от пуповин. Если же честно, когда совершался бунт, стало обидно мне, словно бы стыд со щёк. Плачут жирафы в Мали Африканских руд, в сказку Емелину верят. Во что же ещё? Этот «Эмбраере»… Но ничего в мире нет лучше Емелиной печки во веки веков. Но «вагнера» нам родные и дальше поедут, мой свет, лишь накидают побольше поленьев и дров.